Парфюмер. Правда и вымыслы Патрика Зюскинда

Чем пахла Европа

Как выглядели города средневековья

Был ли у Гренуя прототип

Почему Грас стал столицей парфюмерии

Можно ли создать аромат любви

______________________________________________

«Парфюмер» Патрика Зюскинда – без сомнения, литературная сенсация конца ХХ века. Произведение, популярное у тетенек-домохозяек и у бунтарски настроенного интеллектуального студенчества. Томик с романом можно встретить в руках у вжавшейся в двери вагона метро секретарши и отдыхающего под испанским солнцем от дел праведных и неправедных ее босса - бизнес-акулы. Вы все это, собственно, знаете и сами. 

Многое из изложенного в этой книге вызывает у внимательного читателя вопросы, в частности о нравах и быте тогдашних европейцев, о парфюмерии и прототипах главного героя, о возможности создания универсального аромата любви и т.п. Давайте попробуем разобраться…

__________________

Глава I. Был ли у Жана-Батиста Гренуя реальный прототип?

В XVIII веке во Франции жил человек, принадлежавший к самым гениальным и самым отвратительным фигурам этой эпохи, столь богатой гениальными и отвратительными фигурами. Его звали Жан-Батист Гренуй, и если имя это, в отличие от имен других гениальных монстров вроде де Сада, Сен Жюста, Фуше, Бонапарта, ныне предано забвению, то отнюдь не потому, что Гренуй уступал знаменитым исчадиям ада тьмы в высокомерии, презрении к людям, аморальности, короче, в безбожии, но потому, что его гениальность и его феноменальное тщеславие ограничивалось сферой, не оставляющей следов в истории, - летучим царством запахов.

Патрик Зюскинд, «Парфюмер»

Следует признать, что «Парфюмер» Зюскинда – произведение отнюдь не фантастическое. Составители ароматов в погоне за доходами и известностью не брезговали даже самыми отвратительными на взгляд современного гуманиста средствами. Доктор Сорбонны историк парфюмерии Анник Ле Герер приводит в своей книге «Ароматы Версаля в ХVII-XVIII в.в.» рецепт ученика великого химика и врача Парацельса некоего Кроллиуса. 

Согласно Кроллиусу, действие благовоний, входящих в драгоценное мумие, многократно усилено за счет ингредиента, максимально близкого к жизни. А именно - тела молодого человека, умершего насильственной смертью. То есть парфюмеру-фармацевту рекомендовалось обзавестись трупом казненного не ранее одного дня назад преступника, предпочтительно через повешение, колесование или посажение на кол, — молодого (идеально – почему-то 24 года) и желательно рыжего, поскольку рыжий цвет – есть признак жизненной силы. Затем следовало отделить мясистые части, вытопить жир, хорошенько промыть винным спиртом и держать под солнечными и лунными лучами два дня и две ночи, чтобы очистить содержащиеся в плоти «жизненные принципы». Далее натереть их миррой, шафраном и алоэ и, наконец, подвесить над огнем, «как это делают с бычьими языками и свиными окороками, которые подвешивают над очагом, чтобы они приобрели восхитительный аромат».

От момента издания рецепта до времени действия романа Зюскинда - около ста лет. Сущие пустяки. Заметьте, Кроллиуса никто не отправил на виселицу за его чудовищные рекомендации, рецепт не попал под запрет, был хорошо известен специалистам. Можно с уверенностью предположить, что и сам автор, и многие парфюмеры, знакомые с его выкладками, в погоне за прибылью и известностью, экспериментировали с человеческим мясом. Казненные преступники Кроллиуса – не юные девственницы Гренуя, однако нас сейчас интересует сама по себе идея использовать человеческие трупы в парфюмерных целях.

Современники свидетельствовали, что палачи немало наживались на продаже свежатинки прямо с эшафота. Наваррский врач Ги де Лафонтен в 1564 году писал, что на складе одного из торговцев мумие в Александрии были обнаружены груды тел рабов, предназначенных для переработки в «улучшенное» мумие. 

Парфюмерия шла рука об руку и фармацевтикой (подробнее об этом – позже). Так что трупы активно использовались и в медицинских целях. Тот же Кроллиус рекомендовал человеческую плоть в качестве лекарственного средства, прежде всего, противоядия. Ее необходимо было выдержать несколько дней в винном спирте, потом высушить. Далее, объяснял автор, фармацевту вновь понадобится винный спирт для восстановления у плоти естественного красного оттенка. Поскольку внешний вид трупа неаппетитен, то его следовало месяц вымачивать в оливковом масле. Поскольку масло вбирает в себя полезные вещества от мумии, его также можно было применять в лекарственных целях.

Известный французский химик и фармацевт XVII в. Николя Лефевр несколько модернизировал рецептуру. Для начала, писал он, необходимо отрезать мышцы от трупа здорового и молодого мужчины, дать им отмокнуть в винном спирте, после чего подвесить в сухом прохладном месте. Если воздух влажный или идет дождь, то данные эти мышцы нужно каждый день сушить на несильном огне из можжевельника, до состояния матросской солонины. 

Впрочем, удивляться толерантности европейцев к подобным рецептам не приходится. Нравы во времена Средневековья, Возрождения, Просвещения были во многих своих проявлениях столь людоедскими, что, глядя из дня сегодняшнего, диву даешься. 

Вот вам один из эпизодов, так сказать, городской хроники Парижа. Речь пойдет об «инциденте» с трупом маршала Д'Анкра - итальянского авантюриста Кончино Кончини, фаворита королевы Марии Медичи, супруги Генриха IV и матери Людовика XIII (по приказу последнего маршал-фаворит и был убит). Утром 25 апреля 1617 года парижская чернь взяла штурмом двери церкви Сен-Жермен-л'Оксерруа, где был похоронен этот ни разу не воевавший и крайне непопулярный маршал. Вытащив из под могильной плиты тело этого маршала, толпа связала трупу ноги оторванной от языка колокола веревкой, протащила его по улицам и набережным и повесила головой вниз. То ли на одну из виселиц, которые являлись важной частью городского пейзажа, то ли за опору Новому моста. Но этого озверевшим парижанам и парижанкам показалось мало. Кто-то остро наточенным ножом отрезал уши, нос и «срам» трупа. Вскоре остатки трупа опять потащили по Парижу. И, наконец, вернув к Новому мосту, бросили в разведенный тут же костер. Какой-то гражданин вскрыл грудную клетку и, вырвав сердце, чуть подрумянив на огне, проглотил. 

К слову, Европа была хорошо знакома с явлением каннибализма, который являлся неизбежным спутником голода, периодически охватывавшего континент. Самым страшным стал великий голод 1314-1315 г.г. Лето 1314 было дождливым, а летом 1315 разразился настоящий потоп. Результатом был катастрофический неурожай и… большой спрос на человеческое мясо. 

Средневековый летописец-монах Рауль Глабер приводит эмоциональное свидетельство европейского каннибализма, вызванного голодом 1032 - 1034 г.г.: «Голод принялся за свое опустошительное дело, и можно было опасаться, что исчезнет почти весь человеческий род. Атмосферные условия стали настолько неблагоприятны, что нельзя было выбрать подходящего дня для сева, но главным образом по причине наводнений не было никакой возможности убрать хлеб. Продолжительные дожди пропитали всю землю влагой до такой степени, что в течение трех лет нельзя было провести борозду, могущую принять семя. А во время жатвы дикие травы и губительные плевелы покрыли всю поверхность полей. Хорошо, если мюид семян давал одно сетье урожая, а с него едва получали пригоршню зерна. Если по случаю и удавалось найти в продаже что-нибудь из продуктов, то продавец мог запрашивать любую цену. Когда же съели и диких зверей, и птиц, неутолимый голод заставил людей подбирать падаль и творить такие вещи, о каких и сказать страшно. Некоторые, чтобы избежать смерти, ели лесные коренья и траву. Ужас охватывает меня, когда я перехожу к рассказу об извращениях, которые царили тогда в роду человеческом. Увы! О горе! Вещь, неслыханная во веки веков: свирепый голод заставил людей пожирать человеческую плоть. Кто был посильнее, похищал путника, расчленял тело, варил и поедал. Многие из тех, кого голод гнал из одного места в другое, находили в пути приют, но ночью с перерезанным горлом шли в пищу гостеприимным хозяевам. Детям показывали какой-либо плод или яйцо, а потом их уводили в отдаленное место, там убивали и съедали. Во многих местностях, чтобы утолить голод, выкапывали из земли трупы».

Поиск реальных прототипов Гренуя приведет нас и в гораздо более поздние времена, а именно в 50-е годы XIX века. Галисия, автономный край в Испании, был взбудоражен судебным разбирательством дела Мануэля Бланко Ромасанта. Он был изобличен в как серийный убийца женщин и детей. Причем есть основания полагать, что своих жертв Ромасанта освежевывал, выкачивал из трупов жир, а его уже продавал аптекарям, производивших из данного сырья высококлассное мыло. Любопытно, что подсудимый, не отрицая совершения убийств, виновным себя, тем не менее, признавать отказался. Он заявил на суде, что им овладела удивительная болезнь «ликантропия», превращавшая человека в волка. 

По итогам судебного разбирательства этот маньяк-психопат был в апреле 1853 года приговорен к смертной казни через удушение с целью предупреждения беспорядков. Затем дело было передано в суд высшей инстанции, который заменил казнь пожизненным заключением. Возмущенный прокурор, безусловно, поддержанный общественным мнением, обжаловал это решение и в результате новых слушаний в марте 1854 года, был восстановлен изначальный приговор: удушить мерзавца.

Но… Тут вмешались власть имущие. А именно королева Испании Изабелла II. К ней обратился некий французский врач, который хотел исследовать человека-волка. Так Ромасанта был спасен от виселицы – монаршая особа фактически отменила казнь. Дальнейшие события за давностью лет восстановить не представляется возможным. Ромасанта то ли умер в тюрьме, то ли сбежал из нее и исчез…

Как известно, экспериментировали с человеческим жиром для производства парфюмерно-гигиенической продукции некоторые ученые из числа германских нацистов. Указание на это есть в материалах Нюрнбергского процесса, где судили главарей «рейха». Вот протокол допроса свидетеля от 28 мая 1945 г. 

«1945 г., мая 28 дня, г. Данциг, военный прокурор тыла 2-го Белорусского фронта подполковник юстиции Гейтман и военный следователь военной прокуратуры 2-го Белорусского фронта майор юстиции Каденский допросили нижепоименованного в качестве свидетеля, который показал: 

Мазур Зигмунд Юзефович, 1920 года рождения, уроженец г. Данцига, поляк, принявший немецкое подданство в январе 1944 года,. образование — окончил 6 классов польской гимназии в г. Данциге в 1939 году, служил добровольно в 1939 году в польском войске солдатом, из чиновников, холостой, со слов не судимый, проживал в г. Данциге, Бечергассе, д. № 2, должность до апреля 1945 года—препаратор анатомического института г. Данцига, имеет мать в г. Данциге, улица Нейшотланд, д. № 10, владеет польским и немецким языками. 

Свидетель об ответственности за отказ от дачи показаний и за дачу ложных показаний предупрежден. 

Переводчик об ответственности за отказ от перевода и за дачу ложного перевода по ст. ст. 92, 95 УК РСФСР предупрежден. 

«В октябре 1940 года, будучи в Данциге, я искал себе работы. 

Немецкий чиновник Густав Ланге из рабочего бюро Данцига, которому я отдал одну комнату из своей квартиры, обещал мне подобрать более лучшую, подходящую работу в каком-нибудь учебном заведении Данцига, после чего я был направлен в анатомический институт г. Данцига, где и начал работать с января 1941 года. Сначала я работал курьером три месяца. Работая курьером, я заинтересовался медициной и с помощью Ланге и профессора Шпаннера получил назначение на должность препаратора анатомического института с января 1941 года. В мои обязанности как препаратора входило вычерчивание таблиц и помощь при вскрытии трупов. 

Директором анатомического института был немец из г. Киля, профессор Шпаннер Рудольф, который в январе 1945 года выехал в район г. Галле. 

Заместителем профессора Шпаннера был доктор доцент, Вольман - офицер СС, но ходил он в штатском костюме и иногда в черном мундире СС. Вольман из Чехословакии, его чехословацкая фамилия Козлик. 

В январе 1945 года он добровольно вступил в войска СС. 

Ассистентом работала с октября 1944 года женщина Фосбек из Цоппота, которая уехала в Галле вместе с профессором Шпаннером. Она ассистировала профессору Шпаннеру. 

Старший препаратор был фон Барген, который приехал в Данциг из г. Киля вместе с профессором Шпаннером. 

Служителем для подноски трупов был немец Рейхерт из г. Данцига, ушедший в ноябре 1944 года в немецкую армию. Таким же служителем был и немец Боркман из г. Данцига, но где он сейчас находится, я не знаю. 

Вопрос: Расскажите, как производилось мыловарение из человеческого жира при анатомическом институте г. Данцига. 

Ответ: Рядом с анатомическим институтом в глубине двора летом 1943 года было построено каменное одноэтажное здание из трех комнат. Здание это было построено для обработки трупов, вываривания костей. Так было объявлено официально профессором Шпаннером. Именовалась эта лаборатория лабораторией для изготовления скелетов человеческих и сжигания мяса и ненужных костей. Но уже зимой 1943—1944 года профессор Шпаннер приказал собирать человеческий жир и не выбрасывать его. Это приказание было отдано Райхерту и Боркману. 

В феврале 1944 года профессор Шпаннер дал мне рецепт приготовления мыла из человеческого жира. В этом рецепте предписывалось брать человеческий жир 5 кило с 10 литрами воды и 500 или 1000 г каустической соды — все это варить 2-3 часа, затем дать остыть. Мыло всплывает вверх, а остатки и вода остаются на дне в ведрах. К смеси прибавлялась еще и поваренной соли пригоршня и сода. Затем добавлялась свежая вода, и смесь снова варилась 2-3 часа. После остывания готовое мыло выливалось в формы. 

Мыло получалось неприятного запаха. Для того чтобы уничтожить этот неприятный запах, прибавлялся бензальдегид. 

Работа по изготовлению мыла из человеческого жира началась в январе 1944 года. Непосредственным начальником фабрики мыла был старший препаратор фон Барген. Все оборудование было взято из анатомического института. 

Первая партия трупов была доставлена из Конрадштейна из психиатрической больницы, количество не помню. 

Кроме того, был большой запас трупов в анатомическом институте в количестве около 400 трупов. Значительная часть трупов была обезглавлена. Обезглавленные трупы были доставлены после гильотинирования в тюрьме г. Кенигсберга, а в 1944 году гильотина была установлена в тюрьме г. Данцига. Эту гильотину я видел в одной из комнат тюрьмы и видел я ее, когда ездил в тюрьму г. Данцига за трупами. Схему гильотины прилагаю. 

Когда я приезжал в тюрьму за трупами, то трупы были свежие, только что после казни, и брали мы их в комнате, соседней с той, где находилась гильотина. Трупы были еще теплые. К каждому трупу была карточка с указанием фамилии и года рождения, и эти фамилии в анатомическом институте вписывались в особую книжку; где находится сейчас эта книжка, я не знаю. В тюрьму за трупами в г. Данциг я ездил 4—5 раз. 

Из лагеря Штрутхоф Боркман привез 4 трупа русских людей, мужчин. 

Жир собирали с человеческих трупов Боркман и Рейхерт. 

Мыло варил я из трупов мужчин и женщин. Одна производственная варка занимала несколько дней — от 3 до 7 дней. Из двух известных мне варок, в которых я принимал непосредственное участие, вышло готовой продукции мыла более 25 килограммов, причем для этих варок было собрано 70—80 килограммов человеческого жира, примерно 40 трупов. Готовое мыло поступало к профессору Шпаннеру, который его хранил у себя лично. 

Работами по производству мыла из человеческих трупов, как мне известно, интересовалось гитлеровское правительство. В анатомический институт приезжали министр просвещения Руст, министр здравоохранения Конти, гаулейтер Данцига Альберт Форстер, а также много профессоров из других медицинских институтов. 

Сам я лично для своих потребностей, для туалета и стирки, употреблял это мыло из человеческого жира. Лично для себя я взял этого мыла четыре килограмма. 

Так как эта работа по производству мыла производилась по приказанию профессора Шпаннера, то я считал это нормальным явлением. 

Лично для себя также брали мыло Райхерт, Боркман, фон Барген и наш шеф профессор Шпаннер, а также все остальные сотрудники. 

Некоторым студентам, помогавшим в работе, также давали это мыло. 

Профессор Шпаннер говорил, что производство мыла из человеческого жира надо держать в секрете. 

У нас в институте приготовление мыла носило экспериментальный характер, но когда предполагалось использование трупов для производства мыла в широких масштабах, мне не известно. 

Профессор Шпаннер старался достать как можно больше трупов и вел переписку с тюрьмами и лагерями, с которыми договаривался о том, что трупы в этих местах бронируются Данцигским анатомическим институтом. 

Поступающие трупы в препараточной нами обривались, причем волосы сжигались, во всяком случае факты использования волос мне не известны. 

Точно так же, как человеческий жир, профессор Шпаннер приказал собирать человеческую кожу, которая после обезжиривания подвергалась обработке определенными химическими веществами. Производством человеческой кожи занимался старший препаратор фон Барген и сам профессор Шпаннер. Выработанная кожа складывалась в ящики и шла для специальных целей, но каких, я не знаю. 

В анатомическом институте происходили конференции научного состава, и я знаю таких конференций три, но что на них обсуждалось, сказать не могу, так как я на них не присутствовал. 

Записано с моих слов правильно, мне переведено на польский язык, подтверждаю. 

Подпись: Мазур Зигмунд». 

______________________

Глава II. Действительно ли они так ужасно воняли?

Люди воняли потом и нестиранной одеждой, изо рта воняло гнилыми зубами, из их животов - луковым супом, а от тел, если они уже не были достаточно молоды, старым сыром, и кислым молоком, и онкологическими болезнями… Крестьянин вонял как и священник, ученик ремесленника - как жена мастера, воняло дворянство, и даже король вонял, как дикий зверь, а королева, как старая коза, и летом, и зимой

Патрик Зюскинд, «Парфюмер»

Помните шок, испытанный вами при первом прочтении «Парфюмера»? Да нет же – не о похождениях гламурного маньяка Жана-Батиста Гренуя речь: таким жителей современных мегаполисов давно не удивить. Любой следователь по особо важным делам может за кружкой пива поведать истории куда кошмарнее. Речь о другом –жутчайшей вони и антисанитарии, сопровождавшей жизнь предков современных европейцев. Не таких уж, кстати, и далеких предков – с описанных в книге Патрика Зюскинда времен и десяти поколений не сменилось. Что в данном описании правда, а что художественный вымысел? На этот есть две прямо противоположных по смыслу версии, каждая из которых ссылается на свои источники. Начнем с версии, которая вполне в духе того, о чем пишет Зюскинд.

Короли и мочалка

Если вы познакомите меня с человеком, который ассоциирует исторические периоды с именами великих художников, музыкантов или ученых, я буду долго и искренне трясти ему руку, расточая комплименты уникальному мировосприятию. Для большинства же, к которому отношусь и я, история – это, прежде всего, история руководства: царей, императоров, султанов, шахов, президентов и генеральных секретарей. Так проще и запоминается легче. Не забудем и об огорчительном лизоблюдстве, сопровождающем человечество на протяжении многих веков – привычки и повадки монарха тут же становились общепринятыми сначала в его окружении, а затем и более широких кругах управленческой элиты. Решительное расставание с бородами при Петре I и повальное увлечение теннисом в среде ельцинской камарильи – явления одного порядка. Поэтому и говоря о гигиене, санитарном состоянии наших западных соседей, следует начать с коронованных особ. 

Некоторые (не все!) европейские короли пахли тошнотворно. Рядом с ними вы бы не простояли и пары минут. Любой бомж с Ленинградского вокзала Москвы даст фору по части запаха такому правителю европейской страны.

Воняли, впрочем, царственные личности в полном ладу с рекомендациями тогдашних эскулапов. Известный нам как «прорицатель» Мишель Нострадамус (1503-1566) заслуживает гораздо большего уважения как умный лекарь, эффективно боровшийся с чумой, а также как пропагандист элементарных гигиенических процедур. Заглавие одной из его книг (издания сохранились в парижских библиотеках Св. Женевьевы и фонде Мазарини) звучит так: «Превосходная и очень полезная брошюра о многих отменных рецептах, разделенная на две части. Первая часть нас учит способу приготовлять разную помаду и духи для украшения лица. Вторая часть нас учит приготавливать варенья различных сортов из меда, сахара и вина. Составлена магистром Мишелем Нострадамусом — доктором медицины из Салона в Провансе. Лион 1572 г.». Судя по всему, без главки о варенье книга расходилась бы хило. Между тем, Нострадамус озабочен такими проблемами своих современников, как приготовить порошок, вычистить и обелить зубы, как бы красны и черны они ни были, как придать дыханию приятный запах, как очистить зубы, даже сильно порченые гнилью, как сделать мыло, делающее руки белыми и мягкими, как уничтожить слишком большую полноту тела. Но подобными книжками Нострадамус не прославился. В ходу были совершенно иные медицинские советы.

Скажем, личный врач английского короля Эдуарда II (1284—1307 г.г.) Джон Гатисден рекомендовал в качестве процедуры для сохранения в целости зубов дышать собственными экскрементами (и это через много столетий после древних римлян, которые для чистки зубов готовили порошок из толченого жемчуга или кораллов!). Автор вышедшего в ХV веке популярного медицинского трактата глубокомысленно утверждал, что вода ослабляет организм и расширяют поры на коже, а туда может проникнуть зараженный инфекцией воздух. Так что от души помывшийся человек практически неизбежно заболеет или даже «отбросит копыта». Другое медицинское светило, уже в ХVI веке особо предостерегало от умывания лица: еще бы - оно вызывает катар и ухудшает зрение! Смешно? Нет! Поводом для всех этих заблуждений стала Великая эпидемия чумы 1348 года. Она и положила начало вполне, в общем, логичным убеждениям в том, что все болезни, каждая из которых на то время могла стать смертельной, живут в зловонном воздухе и в любой момент способны ворваться в тело. 

Надо ли удивляться тому, что хорошо знакомые с достижениями современной медицины монархи с опаской относились к водным процедурам?

Про английского и шотландского короля-бисексуала Якова (1566—1625) известно, что он никогда не мыл руки, только смачивал кончики пальцев влажной салфеткой. Королева Кастилии Изабелла (1451–1504), при царствовании которой Христофор Колумб открыл Америку и появилась «святая» Инквизиция, в воспоминаниях современников осталась женщиной выдающейся красоты и добродетели. Для нас же особый интерес представляет другой факт – Изабелла Кастильская дала обет не мыться и не менять исподнее, пока Испания не одержит победу над Гранадой. Месяц шел за месяцев, белоснежное королевское исподнее католической дамы постепенно ветшало, приобретая серовато-желтый цвет. Этот «изысканный» оттенок испанцы с тех самых пор именуют «цвет исабель». Легенда гласит, что получить разрешение и деньги на экспедицию Колумбу помогло то обстоятельство, что он приблизился к королеве Изабелле на расстояние 5 метров и мужественно выдержал 20-минутную аудиенцию, ничем не выдав своего отвращения ужасной вонью.

Что по поводу обета думал царственный супруг Фердинанд Арагонский – история умалчивает. Отметим, что образцовая католическая королева много времени проводила в походах, сидя на лошади, что, вероятнее всего, добавляло в королевское амбре новые пахучие нотки.

Про знаменитого короля Генрих IV (он же Генрих Наваррский, 1553-1610), тот самый, что, произнеся «Париж стоит мессы» порвал с протестантством, стал католиком, открыв себе путь к французскому трону, говорят, что он мылся всего три раза в жизни. К слову, презиравший гигиену, постоянно пахнущий потом Генрих слыл отъявленным дон-жуаном, что характеризует не только его, но и невзыскательных придворных дам. В дневнике Жана Эруара, личного врача сына Генриха, будущего Людовика XIII, наблюдавшего за ним с самого рождения в сентябре 1601 года, имеется много подробностей о нормах гигиены, соблюдавшихся в отношении маленького дофина. «11 ноября 1601 года ему впервые натерли голову. 17 ноября 1601 года ему натерли лоб и лицо свежим сливочным маслом и миндальным молочком, поскольку там появилась грязь. 4 июля 1602 года его впервые причесали, ему это нравилось, и он поворачивался головой там, где у него чесалось. 3 октября 1606 года ему омыли ноги теплой водой в первый раз. 2 августа 1608 года впервые искупали».

Надо, кстати, отдать должное Людовику XIII (1601-1643), известному нам по роли Табакова в мушкетерских телефильмах. Он-то как раз, несмотря на антисанитарное младенчество и зловонное окружение был человеком чистоплотным, а по меркам своего времени – выдающимся чистюлей. Каждое утро принимал ванны, омывал ноги. Известна история, как в 1604 г. трехлетний принц Луи, проезжая из замка Сен-Жермен в Париж через предместье Сен-Оноре — квартал новый и куда лучше вентилируемый, чем внутригородские старинные кварталы, — сразу же почувствовал, как веет затхлостью от вод ручейка, вдоль которого двигалась карета, и наморщил нос. 

— Маманга! — запищал он, обращаясь к своей гувернантке, мадам де Монгла. — Как же тут противно пахнет! 

Младенцу тут же сунули под нос платочек, пропитанный уксусом. Позже, уже став взрослым, Людовик мучился из-за запаха, доносившиеся до его окон из окружавших Лувр рвов, и постоянно старался сбежать из города на лоно природы.

Иногда врачи, несмотря на свою в целом антисанитарную активность, все же приносили пользу разлагающимся в грязи монархам. Так, известно, что они несколько раз настояли на омовении другого французского короля - Людовика XIV (1638-1715). Впрочем, прославленный Король-Солнце, царствовавший более 70-ти лет и изрекший легендарное «Государство — это я!» усилия медиков не оценил. Видимо, оценив дьявольское коварство воды, приносящей объективное удовольствие, но при этом зловредно расширяющей поры и ухудшающей зрение, он крайне редко посещал ванную комнату. Единственный ритуал, которому ежедневно следовал Король-Солнце, - омовение ладоней винным спиртом. 

Многие дамы и кавалеры, графы, герцоги, маркизы и бароны полностью соответствовали своим властителям-грязнулям. Мылись они нечасто и пахли, видимо, соответственно.

Легенды ходят про британского герцога Норфолка, который отказывался мыться из религиозных убеждений (о влиянии христианства на средневековую гигиену мы еще поговорим). Человек добровольно гнил заживо. Когда его тело практически полностью покрылось гнойниками, не выдержали слуги. Они дождались, когда герцог надерется в хлам и, не спрашивая разрешения, отмыли его светлость.

Конечно, вышеупомянутый герцог – курьез даже на фоне запаршивевшего дворянства. Большая часть аристократов стремилась избавить себя и окружающих от ужасающего запаха немытого тела. В ход шли надушенные тряпочки, специальная пудра, мешочки с пахучими травами, носимые в складках одежды (они дошли до наших дней и известны как саше, правда, сейчас используются как ароматизаторы воздуха).

В моду вошли платки (итальянские фаццолетто), вроде бы декоративные, но ими дамы и кавалеры могли отгонять расплодившихся и норовивших присесть на грязные телеса мух.

Те, кто был победнее и не мог себе позволить пудру, чтобы достичь модной белокурости посыпал немытые волосы мелом и мукой (последняя придавала также необходимую пышность). Для создания объема волосам повсеместно использовалось сало. Весь этот ужас представлял собой рай для паразитов, которых красотки с разной степенью успешности пытались изгнать при помощи специальной длинной палочки. Блохи и микробы плодились и в складках одежды: дорогостоящие туалеты из бархата и парчи очищали разве что нежным выбиванием. Не случайно знатная дама XVI-XVIII столетий не расставалась с «блохоловкой». Ее функции в разное время и в разных странах выполняли драгоценные брошки или шкатулки, внутри которых находилась смесь крови и меда, миниатюрная вилочка с подвижными зубцами-усиками, которую носили на шее, кусочки меха мили меховые сумочки. Живыми блохоловками служили маленькие собачки, а также горностаи, хорьки и куницы.

Гигиенический кошмар, в котором пребыли короли и свита, усугублялась антисанитарией, царившей во дворцах. Такого понятия как «туалет» в современном понимании этого слова не существовало в прославленных резиденциях французских королей. Не только слуги, но и высокородные обитатели Лувра присаживались во дворах, на лестницах, на балконах. Судя по всему, понятия о «стыдном» тогда сильно отличались от нынешних. По нужде придворные и царственные особы спокойно приседали на подоконники у открытого окна. И только некоторые чистюли предпочитали ночные горшки, содержимое которых выливалось за воротами дворца. Для этих же целей стены прикрывались портьерами, в коридорах делались глухие ниши. Грубая, нечистая пища, которой питались даже аристократы, делала понос не чем-то из ряда вон выходящим событием, а обыденным, каждодневным явлением. Так что ниши и портьеры никогда не пустовали. 

Таким образом, данное Карлом V (1338-1380) в 1364 году поручение разрисовать красными крестами сад и коридоры Лувра, чтобы остановить желающих использовать дворцовые помещения в качестве сортира, осталось прекраснодушной наивностью. 

Знаменитый мемуарист герцог де Сен Симон (1675-1755) оставил потомкам подробное описание нравов и быта при дворе Людовика XIV. В «Мемуарах» герцога описываются придворные дамы Версаля, которые опорожнялись чуть ли не прямо во время светской беседы. Экскурсоводы современного Версаля часто рассказывают посетителям байку о том, как однажды в опочивальню к Людовику прибыл испанский посол. Сиятельный гранд опешил – тяжелый дух в королевской спальне вызвал у него обильное слезоотделение. Посол дипломатично попросил перенести разговор в Версальский парк, но там оказалось еще хуже. Дело в том, что местные кусты служили отхожим местом. Посол упал в обморок.

В 1764 году Ла Морандьер так описывал ароматы Версальского дворца: «Парки, сады и сам замок вызывают отвращение своей мерзопакостной вонью. Проходы, дворы, строения и коридоры наполнены мочой и фекалиями; возле крыла, где живут министры, колбасник каждое утро забивает и жарит свиней; а вся улица Сен-Клу залита гнилой водой и усеяна дохлыми кошками». 

Загадив той или иной дворец, короли вместе со свитой переселялись в следующий замок, предоставляя слугам возможность проветрить помещения и убрать нечистоты. 

И все-таки они мылись!

А теперь вторая версия, другой взгляд на санитарно-гигиеническое состояние старой Европы. Горожанам XVIII и более ранних веков, как утверждают сторонники альтернативных представлений, просто не было нужды мыться столь часто, как нашим современникам. Ведь экологическое состояние городов, не испорченное дымящими трубами заводов и фабрик, было гораздо более благоприятным для человеческого организма. Да и синтетических добавок к пище еще не придумали…

Начиная с XV века, в Европе массово выпускали твердое мыло. При этом животные жиры соединялись не с древесной золой костра, как раньше, а с природной кальцинированной содой. Это значительно снижало себестоимость мыла, перевело мыловарение из ремесленного производства в мануфактурное. Мыло стало доступно любому человеку достатка выше среднего, и уж, тем более, любому представителю богатого и знатного дворянства. Согласитесь, было бы странно наращивать выпуск продукции, на которую нет спроса. Значит – покупали и… мылись.

Упомянутый выше Людовика XIII не был единственным монархом-чистюлей. Как свидетельствует старшая дочь прусского короля Фридриха Вильгельма I (1688- 1740) Вильгельмина, ее папа мылся каждый день, а руки драил постоянно. Причем пользовался король самым дешевым мылом, не признавая духов и благовоний. Фридрих Вильгельм I нашел радикальное решение проблемы вшей, заставляя свое окружение (а это были в основном военные) бриться наголо и носить парики... Воспоминания Вильгельмины довольно любопытны: она в своих оценках людей не забывала упомянуть, кто был грязный и вонючий. Например, пишет, что когда ее брату, кронпринцу, привезли невесту, прусские принцессы были неприятно потрясены, что она дурно пахнет…

В различных источникам можно найти сведения, которые ставят под сомнение репутацию придворных дам средневековья и «Галантного века» как отъявленных грязнуль. Скажем, у некоронованной королевы Франции фаворитки и любовницы Людовика XV маркизы де Помпадур было биде из дорогого дерева, с инкрустациями и позолоченными бронзовыми накладками. А это тот самый Людовик XV, который (как пишет Зюскинд) «вонял, как дикий зверь». 

Принятие дамами ванн было одним из довольно распространенных сюжетов изобразительного искусства. В середине XVI века еще одна некоронованная королева Франции – любовница Генриха II Диана де Пуатье позировала живописцу и графику Франсуа Клуэ прямо во время омовения. Результатом стала картина «Дама в ванной», которая сейчас хранится в вашингтонской Национальной галерее. Чуть позже - в конце XVI века - неизвестный художник запечатлел в ванной фаворитку французского короля Генриха IV Габриэль д’Эстре с сестрой. А ведь это тот самый Генрих IV, который вроде как сам мылся всего три раза в жизни… Богатых горожанок в ванных комнатах изображали известный французский живописец «ровесник» Гренуя Жан Мишель Моро–младший, живший на пол века раньше художник Жан Батист Патер.

Сами ванны начали выпускаться в Европе для личного пользования, заменив в домах обеспеченных граждан тазики и кувшины, примерно в XVII веке. В истории остался предприимчивый француз Левель, изготовитель металлических емкостей для омовения, а также колонок для подогрева воды. Позже распространение получили сидячие ванны-«сапоги», в которых горячая вода сохранялась довольно долго. Именно в таком сапоге был убит идеолог французской революции Марат, а произошло это через несколько десятилетий после описанных Зюскиндом кровавых экспериментов Жана-Батиста Гренуя.

Так все-таки воняли короли и прочие или не воняли? Истина, видимо, где-то посередине. 

Судя по всему, в Средневековье, времена Возрождения и Просвещения, в среде привилегированных классов фактически сосуществовали на равных различные модели отношения к гигиене и санитарии. Общепризнанной нормы как таковой не существовало. Именно поэтому столь легко находят аргументы сторонники обеих полярных версий. 

Вряд ли богатые и знатные граждане поголовно были жутко пахнущими неряхами, в чьих париках и одеждах кишмя кишели насекомые. Но та же ванна многими даже коронованными особами воспринималась скорее как предмет роскоши и место релаксации, чем гигиеническая необходимость. Что уж говорить о простых горожанах!

Многое зависело, очевидно, от человеческого фактора, в том числе фактора короля, определявшего нравы при своем дворе. Вернемся к воспоминаниям Вильгельмины Прусской, пораженной неприятным запахом невесты своего брата. Гигиена при прусском дворе находилась на недосягаемой для всей остальной Европы высоте, поэтому «провинциальная девушка» (Елизавета Кристина, дочь герцога Брауншвейг-Люнебург-Вольфенбюттельского) действительно казалась весьма неопрятной.

Простолюдинов эти гигиенические страсти касались в гораздо меньшей степени. У них не было денег ни на мыло, ни на ванны, ни на сменное белье. Жили, как жили, пахли, как пахли… И вряд ли делали из этого большую проблему.

Завшивленные вероучители

Роль, которую сыграли в запаршивлевании Европы христианские пастыри, трудно переоценить. Она воистину огромна. Католичество фактически отвечало за идеологическое обеспечение пиршества вшей, грязи, мерзостной вони. Концепция об умерщвлении ничтожной плоти в противоположность заботы о душе сыграла самую зловещую роль в организации быта и санитарного дела. Как говаривал Папа Римский и богослов Григорий Великий (540-604), тело – омерзительное одеяние души. Ну а раз так – облагораживать его, тело, очищающими процедурами воистину глупо.

Католическая Церковь исключительно негативно относилась к баням, которые считались постыдным пережитком язычества и развратными притонами. Инквизиция активно использовала обвинение в банных процедурах как доказательство виновности еретика. Особенно строго следили за тем, чтобы христианин не оказался в одной бане с иудеем. Правилом №11 Трулльского (691 - 692 г.) Вселенского Собора указывалось, что «Никто из принадлежащих к священному чину, или из мирян, отнюдь не должен ясти опресноки, даваемыя иудеями, или вступать в содружество с ними, ни в болезнях призывать их, и врачества принимать от них, ни в банях купно с ними мытися. Если же кто дерзнет сие творить: то клирик да будет извержен, а мирянин да будет отлучен». Но как оградить себя от такой «крамолы»? В бане же воистину нет ни богатого, ни бедного, ни эллина, ни иудея – просто голые люди. Так что лучше уж от греха подальше вообще в эти бани не ходить. 

В церкви также были свои «герцоги Норфолки». Речь идет о таких затворниках, как, например, св. Симеон Сиракузский (умер в 1035). Жизнь этого «удивительного человека» достойна хотя бы краткого описания. Отец Симеона, грек из Сицилии, переехал в Константинополь, когда мальчику было семь лет. Достигнув совершеннолетия, Симеон отправился в Палестину. Он сперва жил отшельником в долине реки Иордан, принял монашество в монастыре в Вифлееме, а затем перешел в обитель у подножия Синая. С разрешения настоятеля, он два года жил отшельником в пещере у Красного моря, а затем переселился на вершину самой горы Синай. Затем настоятель послал его в Нормандию, к герцогу Ричарду II, который обещал монастырю крупное пожертвование. Корабль захватили пираты, но Симеон успел спрыгнуть в море и доплыл до берега. Пешком он добрался до Антиохии. С невероятными трудностями Симеон добрался до Рима, затем до Руана, но только затем, чтобы узнать, что герцог умер, а его преемник не желает ничего жертвовать. Возвращаться в монастырь с пустыми руками Симеон он не захотел и, с разрешения епископа, с которым он познакомился во время своего странствия, поселился затворником в Трире (родина Карла Маркса). Епископ поселил его в башенке около ворот, с тех пор называющихся Симеоновыми. Местные жители из-за необычного облика и речи сочли, что чужак - колдун; на келью Симеона напали, пытались его убить; спасло то, что двери были прочно заперты и для него, и для нападавших. Со временем, однако, местные жители стали почитать его как святого и чудотворца, а через семь лет после кончины он был торжественно причислен к лику святых Папой. В этом житии есть одно чудесное место, которое нельзя обойти в контексте нашей темы. Человек заживо себя замуровал в башенке у ворот. Чем-то питался, скромно, но все же… Еду ему просовывали в окошко. Просидел в своей башенке несколько лет безвылазно… Можно представить, что происходило в этом склепе. Главной частью тела, умерщвленной св. Симеоном, должен был стать его собственный нос. Ибо нюхать себя и свои многолетние фекалии даже для будущего святого было бы решительно невозможно. 

Монахи, служившие людям Средневековью примером и нравственным авторитетом, беспрестанно смиряли свою плоть, культивировали строгий аскетизм. Некоторые из них замуровывали себя в гробницах, повторяя и даже превосходя «подвиг» св. Симеона. Туалетные процедуры и ванны считалось недостойной роскошью и проявлением изнеженности. Для отшельников же грязь была добродетелью. 

Более того, омовение было опасно тем, что можно было смыть с себя святую воду, к которой прикоснулся при крещении, поучал создатель канонического латинского текста Библии св. Иероним (4-5 в.в.). С присущим ему огненным темпераментом и радикализмом он отвергал гигиену в принципе, поскольку обряд крещения отмывал христианина раз и навсегда.

«На чистоту смотрели с отвращением. Вшей называли «Божьими жемчужинами» и считали признаком святости. Святые, как мужского, так и женского пола, обычно кичились тем, что вода никогда не касалась их ног, за исключением тех случаев, когда им приходилось переходить вброд реки», - пишет английский философ Бертран Рассел в «Католической философии».

О таких, как святой Бенедикт Аньянский, реформатор Бенедектинского ордена (VIII-IX в.в.) рассказывали с превеликим уважением: «множество вшей ползало по его шероховатой коже, пожирая его тело, истощенное постами».

Судя по всему, буквальное восприятие вшей как «Божьих жемчужин» предопределило экзотическую процедуру выборов мэра в средневековом городке Гурденбурге (Швеция). Если там находилось несколько достопочтенных граждан, претендующих на высокий пост, кандидаты рассаживались вокруг стола и выкладывали на него свои бороды. Затем «рефери» вбрасывал на середину стола вошь. Избранным считался тот претендент, в чью бороду заползало насекомое. 

Французский католический историк начала XVIII века Антуан Кальме приводит свидетельства недоверия монашествующих орденов к гигиене. Цистерцианцы отлучали от причастия того, кто мылся без разрешения. Картезианцам запрещалось купаться в реках и прудах. Монахам Монте Кассино, древнейшего знаменитого аббатства бенедиктинского ордена, основанного в 529 самим св. Бенедиктом, разрешалось мыться только в крайних случаях, для чего требовалось разрешение генерального капитула – высшего совета! Пожилые монахи конгрегации (религиозного объединения) Бурсфельда ходили в баню четыре раза в год, а молодые – два раза. Монахи бенедиктинского монастыря Гирсау мылись два раза в год. В других местах мылись на Рождество, на Пасху и Пятидесятницу. И лишь больные имели право помыться, когда только почувствуют такую необходимость.

В Интернете можно найти сведения, что в уставе католического женского монастыря св. Клариссы в Мюнхене сестрам строго запрещалось пользоваться бумагой после посещения уборной. Возможно, это антикатолическая провокация и такого запрета в природе не существовало. Возможно. Но если это и так, реальная база у нее имеются.

Тело святого Томаса Беккета, архиепископа Кентерберийского, который был убит в Кентерберийском соборе 29 декабря 1170, запомнилось современнику как обиталище паразитов. Тело лежало в Соборе всю ночь, готовясь к погребению на следующий день... На трупе была надета большая коричневая мантия; под ней белый стихарь; потом – три шерстяных пальто, далее - черная роба бенедиктинцев, обычная рубашка. Поскольку тело уже было холодным, паразиты, обитавшие в этой многослойной одежде, начали выползать наружу многими сотнями на глазах у безутешных наблюдателей.

Особо же «благодарить» католическую церковь Европа должна за борьбу с кошками, объявленными исчадиями ада. Эти животные считались первыми помощниками ведьм, которые и сами, как верили, нередко принимали облик черной кошки. Кошек топили, сбрасывали с башен, сотнями сжигали на кострах инквизиции. В Голландии была установлена специальная кошачья среда - день массового истребления кошек. Результатом гонений на мурлык стала то, что на всем континенте жутко расплодились крысы, что в свою очередь провоцировало кошмарные эпидемии бубонной чумы. 

______________________

Глава III. Правда ли, что города утопали в грязи?

В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая для нас, современных людей. Улицы воняли навозом, задние дворы - мочой, лестницы - гниющим деревом и крысиным пометом, кухни - порченым углем и бараньим жиром; непроветриваемые комнаты воняли затхлой пылью, спальни - жирными простынями, сырыми пружинными матрасами и едким сладковатым запахом ночных горшков. Из каминов воняло серой, из кожевенных мастерских воняло едкой щелочью, из боен воняла свернувшаяся кровь.

Патрик Зюскинд, «Парфюмер»

Пока придворные развлекались в загаженных замках, а неистовые монахи терзали свою гниющую плоть, европейские города утопали в грязи вместе с жителями всех сословий, полов и возрастов. И здесь двух мнений уже быть не может. Жители средневековых городов держали мелкий скот - коз, овец, свиней. Свиней из города не выгоняли, они и тут находили себе обильную пищу – органический мусор. Во время дождей улицы превращались в болота, в котором застревали телеги и всадники. В бездождье же в городе невозможно было дышать из-за едкой и зловонной пыли.

Тянет в Париж, говорите?

Зюскинд описал парижский антураж это достаточно живо и правдиво. Кстати, именно вонючий Париж, ставший одним из главных героев «Парфюмера», может по праву считаться столицей европейских нечистот. 

Зловонные сточные канавы, испускающие «одновременно трупный и отдающий адом серный запах, который, как говорили современники, «шибал в нос не хуже горчицы»», - так описывает Париж начала XVII века французский историк Эмиль Мань.

Людовик XIII, уже известный нам, как нехарактерный для своего времени чистоты, попытался привезти Париж в порядок - вымостил все более или менее значимые парижские улицы песчаником и строго приказал их подметать. Но усилия и затраты оказались тщетными. Грязь, сложная смесь, в которую входили навоз, человеческие экскременты, очистки овощей и фруктов, всевозможные отбросы вновь быстро покрывали вымощенные мостовые толстым слоем. Подметать было бессмысленно.

Если улица была достаточно широкой, то по ней в специальных желобах текли два параллельных вонючих ручейка, на узкой же улице ручеек был один. Содержимое ведер и горшков выплескивалось прямо на головы прохожих, которым приходилось быть очень осторожными. Зазеваешься, забудешь посмотреть наверх – и тут как тут – смрадный «подарочек». Спастись в середине улицы шансов не было: ширина большинства авеню не превышала 8 метров, а кое-где составляла 1-2 метра. К тому же помимо пешеходов на них встречались всадники, повозки и настоящие стада перегоняемых животных.

Центральные парижские улицы, все эти Сент-Антуан, Тампль, Сен-Мартен, Сен-Дени, Монмартр, Сент-Оноре, Сен-Жак, Ла-Арп, Бариллери, пересекаясь между собой в невероятном лабиринте, как и прилегающие к ним улочки и тупики, были завалены гниющей массой разнообразного происхождения.

Изданный во Франции в 1270 году закон запрещал парижанам выливать помои и нечистоты из верхних окон домов, дабы не облить проходящих внизу людей. Нарушителям грозил штраф. Якобы появился этот закон после того, как какой-то незадачливый парижан облил аж самого Людовика IX!

Но особого толку от этого решения не было, и уже в XIV веке был принят новый закон, разрешающий выливать помои, трижды прокричав: «Берегись! Выливаю!»

Моющих средств, как и понятий о дезинфекции не существовало: помимо обычной грязи в квартирах простолюдинов, буржуа и аристократов кишели вши, клопы и блохи. Мясники, не стесняясь, забивали скот тут же – на улицах, разбрасывая кишки, сливая кровь на тротуары, тем самым усиливая общую вонь.

Французский хронист в 1400 сообщил, что горы мусора вблизи стен Парижа по высоте были примерно равны высоте ворот. Мусор вообще стал настоящим бичем городских поселений. В середине 14 века он стал одной из причин страшной эпидемии бубонной чумы, которая по некоторым оценкам уничтожила половину населения Европы. Только это заставило власти задуматься о санитарном состоянии городов. Во Франции и Англии были установлены штрафы за сваливание мусора на городских улицах (показательный пример: в архивах английского города Стратфорд-на-Эйвоне было обнаружено свидетельство того, что отец Вильяма Шекспира был оштрафован за сброс мусора на улицу). В Англии и многих государствах Германии было запрещено сваливать мусор вблизи водных источников (это не мешало сбрасывать его в болота, которые часто являлись источниками рек и ручьев). 1588 год дал первый в истории пример предоставления налоговых льгот за утилизацию мусора: английская королева Елизавета Первая (1533-1603) даровала специальные налоговые привилегии сборщикам тряпья, которое шло на производство бумаги.

Но все-таки главным спасением города был дождь. Отмывая улицы, он гнал по ним потоки нечистот. Общественные туалеты, конечно, отсутствовали как класс: люди справляли нужду прямо под открытым небом.

Главной и у многих горожан практически единственной гигиенической акцией было ополаскиванию рук и рта. Стирка одежды являлась процедурой редкой и не слишком обязательной. Впрочем, в обеспеченных слоях было принято менять белье каждый день, это во многом заменяло практически вышедший из обихода обычай принимать ванну. Бедняки же, не имевшие смены белья, не стирали его в принципе. Одежда в то время стоила так дорого, что самый элементарный наряд мог быть оценен как небольшое стадо коров.

Чистая вода в городах стала явлением мифическим. Заменявшая ее в целях омовения и приготовления пищи была столь грязной, что ни у кого не нашлось аргументов против версии автора статьи «Жизнь в 1500-х годах» («Life in the 1500's»), популярной в англоязычном интернете. Он довольно убедительно связал поговорку про «не выплеснуть с водой ребенка» с мерзостными жидкостями, плескавшимися в используемых в быту грязных емкостях.

В какой-то момент в обнесенных стенами городах и крепостях появились встроенные туалеты, до которых, впрочем, добегали немногие. Но и добежавших оказывалось достаточно, чтобы окунуть в жуткие зловония внешнюю сторону городских стен и окружающий их оборонительный ров, заполненный водой (хотя процент воды в этом «мэрд» был явно не велик). 

Усугублялись проблемы воздушной среды Парижа постоянным ростом численности населения, что приводило к увеличению высотности домов и узости улиц. В большинство жалких комнатушек, особенно в многонаселенных бедняцких кварталах типа Сен-Жак-де-ла-Бушери или предместье Сен-Марсель, практически не проходил ни свет, ни воздух. Потребностью в свежем воздухе городские власти жертвовали из-за необходимости строить.

Французский историк-мидиевист Ф. Бродель в книге «Структуры повседневности. Возможное и невозможное» дал беспощадное описание интерьера обычного дома в средневековой Европе: «Пол на первом этаже долго будет делаться из утрамбованной земли, затем его будут покрывать каменными плитами или керамической плиткой. Потолок долгое время именовали «полом»: он в самом деле был всего лишь полом чердака или вышележащего этажа; его поддерживали выступавшие наружу балки: необработанные в рядовых домах, отесанные, декорированные или обитые тканью – в богатых жилищах. Самый любопытный обычай старины вплоть до XVI века и даже позже заключается в том, чтобы покрывать полы первого этажа и жилых комнат соломой зимой и зелеными листьями и цветами – летом…. Отопление было еще скверным, вентиляция – смехотворной, пищу готовили на деревенский лад…. А ночные горшки продолжали выливать в окна, как это было всегда – улицы представляли собой клоаки. Ванная комната была редчайшей роскошью. Блохи, вши и клопы кишели как в Лондоне, так и в Париже, как в жилищах богатых, так и в домах бедняков. А что касается освещения домов, то свечи разных сортов и масляные лампы сохранятся до того времени, когда появится – а будет это только в начале XIX века – голубое пламя осветительного газа… Так что, если бы мы непрошеными гостями появились в интерьерах минувших времен, мы бы быстро почувствовали себя там не в своей тарелке. Их излишеств, как бы красивы они ни были (а нередко они бывали восхитительны!), нам бы оказалось недостаточно». 

В отсутствие официальных дворников, Париж иногда пытались отчистить от нечистот силами самих горожан. Первый такой «субботник» прошел в 1662 г., в честь чего гордые своей любовью к чистоте горожане выбили памятную медаль.

На берегах загаженной Темзы

В чопорном ныне Лондоне санитарное состояние было ничем не лучше, чем во французской столице. Видный представитель Эпохи Возрождения философ Эразм Роттердамский (1469-1536), неоднократно бывавший в Англии, жаловался в письме к своему врачу: «Меня поражает и угнетает мысль о том, что вот уже много лет Англия хронически поражена чумной заразой... Все полы здесь из глины и покрыты болотным камышом, причем эту подстилку так редко обновляют, что нижний слой нередко лежит не менее 20 лет. Он пропитан слюной, экскрементами, мочой людей и собак, пролитым пивом, смешан с объедками рыбы и другой дрянью. Когда меняется погода, от полов поднимается такой запах, какой, по моему мнению, никак не может быть полезным для здоровья».

На улицах города стояло такое зловоние, что отцы города во время процессий держали в руках, женщины вешали на шею цепочки с шариками душистой помады или вставляли букетики в декольте, так как считалось, что это помогает от инфекции.

У богатых англичан вошло в моду выливать содержимое ночных горшков в камины или просто мочиться туда. Надо признать это относительно приемлемым с точки зрения гигиены методом утилизации экскрементов, хотя, конечно, пованивало. 

Простолюдины же, не являвшиеся счастливыми обладателями каминов, также, как и всюду в Европе, выплескивали содержимое ночных ваз из окон. Чтобы спасти зазевавшихся ночных гуляк от продуктов соседской жизнедеятельности, лондонцы додумались создать специальную ночную стражу – «чарли». Они следили за порядком вообще, и в частности, обязаны были наблюдать за окнами. Как только там показывалась рука с горшком, «чарли» принимался голосить что есть мочи, предупреждая прохожих. Такой вот спорт. Скучающий житель британской столицы старается окатить дерьмом прохожего (лучше знатного и богатого), «чарли» орет, идущий по улице лондонец в ужасе отскакивает в сторону… 

Воду лондонцы для приготовления пищи брали из колодцев – не из загаженной Темзы же! Но всевозможная грязь неизбежно проникала в водоносные горизонты, отравляя колодцы.

Бедная Темза! Уже в XIII веке забойщики скота и дубильщики кожи активно трудились на ее берегам, отравляя реку. В 1290 году монахи одного из монастырей жаловались королю Генриху III на запах Темзы, столь ужасный, что его не мог перебить даже ладан. Через 50 лет мясникам улицы Ньюгейт официально разрешили использовать причал около тюрьмы Флит для потрошения внутренностей.

Что представляла собой лондонская канализация в позднем средневековье? Как и следовало ожидать, ее инфраструктура ограничивалась канавами стока нечистот, проложенных с небольшим уклоном к Темзе. Само собой канавы эти катастрофически быстро переполнялись, направляя мутные потоки на улицы, а то и в неудачно расположенные строения. Уставший от этого зловонного безумия король Генрих VIII (1491—1547) в 1500-м издал указ, обязывающий домовладельцев чистить участки сточных канав. Кроме того, король создал Комиссию по Стокам, призванную обеспечивать выполнение этих правил. Однако финансирование ее работы по странному капризу монарх, вошедшей в историю в качестве супруга шести жен, некоторых из которых он без сожаления казнил, не предусмотрел. Так что фактически Комиссия начала работу лишь через 122 года, когда было решено на ее содержание использовать штрафы за невыполнение указа. О деятельности Комиссии клерк вел ежедневные записи. Горожане направляли сюда тревожные сообщения. 

В начале XVIII века почти каждом лондонский дом обзавелся выгребной ямой. Эти ямы распространяли жутчайшее зловоние, которое отравляло пребывание в домашней обстановке даже богатых аристократов. Запах внутри домов был не лучше, чем на улицах, заваленных помоями и экскрементами. Люди мучались, но предпочитали все же сидеть в своих жилищах, а не дышать нездоровым воздухом Сити, насыщенным угольным дымом и сернистым фабричным смогом, который часто становился причиной «загадочных смертей» от асфиксии. Состоятельные жители из высших классов обрызгивали простыни духами, чтобы отбить неприятный запах с улицы.

Когда выгребные ямы под домами переполнялись, их содержимое отводилось по примитивным дренажным трубам в уже упомянутые выше полуоткрытые сточные канаву, проложенные посередине улицы. Жидкость из выгребных ям часто размывала фундаменты, стены и полы жилых домов. Дренажные трубы засорялись, при этом нечистоты разливались под домом. Для очистки выгребных ям и сточных труб обычно нанимали детей, которые были способны проникнуть в самые труднодоступные уголки. Это самым пагубным образом отражалось на детском здоровье, часто приводило к смертельным случаям, было причиной длительных болезней.

Всерьез принялись за строительство канализации в Лондоне только после «великой вони» 1858 г., когда при подъеме воды в Темзе жителей Сити были вынуждены спасаться бегством, в то время как Парламент продолжал заседать за шторами, пропитанными хлорной известью. 

Ни шагу без ходулей

Раздробленные в Средневековье германские земли с точки зрения санитарии ничем превосходили своих европейских соседей. История Германии знает случай воистину трагический: в 1183 году в Эрфуртском замке, что в Тюрингии, пол главного зала проломился, и властный император Священной Римской Империи Фридрих I Барбаросса (1122-1190) со своими рыцарями упали прямо в нечистоты. Императора спасли, а вот многие графы и бароны утонули. После этого случая многие немецкие феодалы предпочли перестроить свои замки под систему сливных желобов, выходящих за стены в крепостной ров. Что с этими рвами и стенами происходило дальше, вы уже знаете. Иногда инженерная мысль шла дальше - в замке Бург Эльц, расположенном неподалеку от того самого Трира, где обитал в собственных испражнениях святой затворник Симеон, туалет находился в боковой башенке. Когда наверху собиралась дождевая вода, заслонка открывалась, смывая нечистоты. Как решалась задача смыва в засушливые периоды – можно только догадываться. 

Автор книги «Западная Европа XI-XIII веков» А. Ястребицкая пишет: «В конце XV века жители города Рейтлинга уговаривали императора Фридриха III (1440 – 1493) не приезжать к ним, однако он не послушался совета и едва не погиб в грязи вместе с лошадью…»

Если бы оказались весной на улице средневекового немецкого города, наверняка испытали бы культурный шок. В том числе и из-за людей на… ходулях. Да-да, ходули, которые сегодня увидишь разве что в цирке, в какой-то момент стали частью повседневной жизни жителей некоторых особенно запаршивевших местностей. В распутицу, по грязным улицам без этой «весенней обуви» перемещаться было решительно невозможно. Европа оценила немецкую придумку и скоро ходули распространились по континенту, а в некоторых городах при их помощи даже проводились соревнования на ловкость. В качестве альтернативы ходулям, в Италии придумали цоколи - подставки из дерева для женской уличной обуви. Цоколи присоединялись к обуви ремнями. 

«В особых случаях улицы города покрывали щебнем или соломой, причем каждый житель сам стелил солому у своего дома. На перекрестках обычно набрасывали большие камни или бревна на ширину шага – чтобы можно было перескочить через улицу как через широкий ручей», - писал известный в начале XX века исследователь европейской старины К. Иванов.

Подтверждением тому, что средневековая грязь Европы перекочевала и в более просвещенные века являются путевые заметки и письма русского драматурга, автора «Недоросля» Дениса Фонвизин, который в конце ХVIII века немало поколесил по загранице. С огромным восторгом пишет он о французском театре, итальянской школе пения, прусских новшествах в сельском хозяйстве, музеях, соборах и дворцах Европы. Но есть о другие строки…

«Поутру приехали мы в Росзиттен переменять лошадей. Росзиттен есть пресквернейшая деревнишка. Почтмейстер живет в избе столь загаженой, что мы не смогли в нее войти...30-го прибыли мы в Кенигсберг. Хотя я им никогда не прельщался, однако в нынешний приезд показался мне он мрачнее. Всего же больше не понравилось мне их обыкновение: ввечеру в восемь часов садятся ужинать и ввечеру же в восемь из города вывозят нечистоты. Сей обычай дает ясное понятие как об обонянии, так и о вкусах кенигсбергских жителей... Из журнала моего ты увидишь, что от самого Лейпцига до здешнего города было нам очень тяжко. Дороги адские, пища скверная, постели осыпаны клопами и блохами... Бозен лежит в яме. Образ жизни итальянский, то есть весьма много свинства. Полы каменные и грязные; белье мерзкое; хлеб, какого у нас не едят нищие; чистая их вода то, что у нас помои... Поутру взяв почту, отправились мы из скаредного Бозена в Триент, который еще более привел нас в уныние. В самом лучшем трактире вонь, нечистота, мерзость...». Во Франции Фонвизин приобрел славу обладателя несметного богатства, так как принимал ванну каждый день. 

Европа в рассматриваемые нами века, безусловно, - не только парижские клоповники и загаженные экскрементами замковые стены. За этот период европейский континент прошел путь от мрачной действительности раннего средневековья до бурного развития наук и искусств эпохи Просвещения. Многое из созданного в те века вошло в золотой фонд наследия всего человечества. Не забудем и о том, что многие технологии, в том числе и санитарно-гигиенические, делали тогда только первые шаги. Достижения великих азиатских народов по причине отсутствия диалога культур в Европу приходили со скрипом. Наследие же Древнего Рима оказалось забыто во многом по идеологическим мотивам. В быт решительно вторгались религиозные предрассудки и нелепые мифы, которые некому было опровергнуть. Так что мы не вправе обвинять предков нынешних европейцев – разве что пожалеть. В конце концов, при желании такую же подборку фактов можно собрать о средневековой жизни практически любого народа, любого государства или региона. Нехватка пищи, низкий уровень образования и медицины, кустарное производство, неспособное обеспечить большинство населения самым необходимым. Все это давало возможность для комфортного существования (и то по сегодняшним меркам – относительного) узкой прослойке богатых и знатных. Остальные вели жизнь жалкую, голодную и бедную. Грязь, паразиты, эпидемии и вонь были неизбежными спутниками такого общественного бытия. 

______________________________________

Глава IV. Чем торговал Бальдини?

Ассортимент лавки Бальдини включал абсолютные цветочные масла, вытяжки, секреции, бальзамы, смолы и другие препараты в сыпучей, жидкой и вязкой форме - помады, пудры, мыло, сухие духи, эликсиры для отращивания бороды, капли для сведения бородавок и маленькие пластыри для исправления изъянов внешности — вплоть до притираний, лосьонов, ароматических солей, туалетных жидкостей и несчетного количества духов. 

Патрик Зюскинд, «Парфюмер»

Мы уже выяснили, что общая гигиена в средневековье была не в почете. Однако высшая знать в какой-то момент стала приходить к выводу, что неприятные запахи желательно чем-то перебивать, сглаживая их резкость, забивая приятными, более сильными ароматами. 

Парфюмерия и медицина

Мастера изготовления примитивной косметики и парфюмерии имелись уже тогда, сохранившись, прежде всего, в итальянских землях – наследницах продвинутого в этом смысле древнего Рима. Что уж говорить о Востоке, где ароматами управляли и весьма искусно. Другим странам повезло меньше, в том числе и Франции. И вот уже 1190 году король Филипп-Август (1165-1223) издал поощрительные правила, предоставляя привилегии тем, «кто имеет право приготовлять и продавать пудры, помады, мази для белизны и очищения кожи, мыла, душистые воды, перчатки и кожаные изделия». 

Дамы европейского средневековья, которые долгое время использовали в качестве духов естественные выделения своего тела, смазывая ими участки кожи за ушами и на шее, теперь получили в свое распоряжение более широкую линейку парфюмерной продукции.

Правда, собственные творения европейских алхимиков-парфюмеров, не связанные с опытом восточных мастеров, являли собой вещества скорее отвратительные, чем благоухающие. Полагая, что чем ингредиенты контрастнее, тем интереснее результат, они экспериментировали, смешивая настой левкоя с толчеными лапками сушеных жаб или варили лепестки роз в компании конского навоза… 

Столицей парфюмерии стала торговая Венеция, здесь перерабатываются привезенные с Востока пряности – перец, мускатный орехи, почки гвоздики, корица, имбирь, шафран, кардамон. Плюс собственные европейские анис, тимьян, базилик, шалфей, кумин... Творения парфюмеров не делились тогда на женские и мужские ароматы.

К числу сильных ароматических средств относился нюхательный табак. В его состав входили сложные соединения засушенных душистых растений, в которых могло и вовсе не быть даже частиц листьев табака. Нюхали эти смеси и кавалеры, и дамы. 

Во Франции использования духов достигло своего рассвета при Короле-Солнце. Отметим, что заливание себя духами имело целью не только спасти аристократические носы, но и усилить естественные защитные силы организма, которые, как считалось ароматные эссенции, катализируют. В отличие от «вредоносной воды». Функции парфюмерии и фармацевтики слились. 

Активное применение благовоний объясняется именно этой верой в их гигиенические и профилактические свойства. Дамы и кавалеры протирали кожу душистым мылом; ополаскивались ароматическим уксусом; наносили на руки мази из сладкого миндаля, натирали зубы апельсиновой и гвоздичной пастой, смазывали волосы сандаловым, лавандовым, жасминовым маслом.

Объединение фармацевтики и парфюмерного дела удачно иллюстрирует знаменитая в свое время «Вода королевы Венгерской». Эта душистая жидкость на основе розмарина наделялась просто-таки фантастическими профилактическими и целебными качествами. Легенда гласила, что некогда престарелая королева Венгрии излечилась с ее помощью от всех немощей, вернула себе красоту и была просватана за польского короля. Парижский хирург XVII века издатель первого в истории специального медицинского журнала Н. Бленьи так описывал действие сего препарата. Если смочить им затылок, виски и запястья, то он восстанавливает испарившиеся телесные духи, прочищает застойные нервы, улучшает память, придает рассудительности, силы и веселья, бодрит чувства. Один лишь запах излечивает головную боль. Если вложить в уши ватку, пропитанную им, это избавит от мокроты и шума в ушах. Если нанести его на живот, это облегчит почти все брюшные боли. Если нанести его на веки, это укрепит зрение. Если омыть им все тело, это поможет при апоплексии, параличе, подагре и ревматизмах. «Вода королевы Венгерской», якобы помогала также при опухолях, ушибах и ожогах.

Когда в 1686 г. у Людовика XIV начала развиваться опухоль, его лечили душистым пластырем, куда, помимо прочих ингредиентов, входили галбанум, опопонакс, мирра, олибан и мастика. Как и все врачи того времени, придворные медики Его Величества считали, что жизненные силы этих пахучих благовоний могут, проникнув внутрь тела, исцелить от опухоли. 

Чуть позже, как раз в «гренуевскую» эпоху в Европе становится популярна симпатистская концепция, адепты которой утверждали, что люди распространяют вокруг себя частицы невидимого вещества, именуемого симпатическим. Они воздействуют на наши органы чувств, вызывая тем самым склонность или отвращение, симпатию или антипатию. Зная секреты этого вещества, можно управлять симпатиями людей, и даже любовью мужчины и женщины. При этом утверждалось, что рыжая женщина излучает притягательность постоянно, поскольку сила ее запаха не зависит от жизненных циклов обычных людей. 

Вера фармакологические достоинства растительных экстрактов, способствовала их распространению и даже техническому прогрессу. Когда один из придворных медиков Людовика XIV придумал распылитель для благовоний, он поспешил уверить монарха в терапевтическом значении своего изобретения: благодаря ему душистые составы будут проникать непосредственно в легкие, сердце и кровеносные сосуды, полностью сохраняя целебные свойства.

«Об этой общности медицины и парфюмерии свидетельствует и множество иных, не столь многофункциональных продуктов, - пишет Анник Ле Герер. - Например, “кюкюфы”, лечебные колпаки, начиненные, в зависимости от финансовых возможностей владельца, либо благовониями, камедью и древесной смолой, либо мускусом и амброй. Их носят как ночью, так и днем, надевая под шляпу… Существуют также косметические ткани и платки. Венерин платок — это кусок полотна, вымоченный на протяжении многих дней в ароматических составах; высушенный, он используется для сухого умывания лица. По тому же принципу изготавливаются ночные чепцы и повязки, предохраняющие от морщин. В ароматических составах вымачивают и белье, используемое в чисто медицинских целях. Упомяну лишь несколько подобных приспособлений, где благовония применяются для точечной профилактики. Это и “бодрящие повязки”, которые защищают лицо врача у изголовья больного чумой, и “защитные рубашки”, специально ароматизированные для работы в госпитале и призванные оберегать от опасных испарений, которые исходят от зачумленных. Для последних предназначены пропитанные благовониями саваны. Все эти средства должны воспрепятствовать распространению чумного духа, “нейтрализуя” его хорошими запахами. Как утверждал один из медиков Людовика XIV, аббат Руссо: “Все действие лекарства состоит в передаче им определенного запаха” Это относится и к целебным составам, включающим вещества животного или человеческого происхождения с тошнотворным духом. Таково, например, «универсальное средство», рекомендуемое аббатом Руссо. Несмотря на такие компоненты, как яички, половой орган и почки оленя, человеческие экскременты, моча и кровь, этот бальзам должен обладать приятным ароматом».

Так вот в каких идеях черпал вдохновение упомянутый нами вначале автор кошмарного рецепта Кроллиус! Ведь аббат Руссо прямо говорил: «Поскольку человек — повелитель всех тварей, то ни одно животное по своим целебным свойствам не может сравниться с человеческим телом».

Впрочем, к тому моменту, как Ж.Б.-Гренуй впервые заглянул в лавку Бальдини, уверенность в профилактической и целебной действенности ароматов стала покидать образованную публику. Парфюмерия отделялась от фармацевтики, превращаясь в совершенно самостоятельную отрасль. Мастера парфюмерного цеха, постепенно совершенствуя дистилляционные процессы, создавали все более тонкие благовония. 

Хотя атавистические представления о целебности ароматов сохранялись еще некоторое время. Незадолго до Великой Французской революции известный химик Фуркруа даже разработал классификацию лекарственных средств, основанную на их запахах. Серая амбра, мускус, циветта и сандаловое дерево, согласно этому автору, стимулируют нервы и сердце. Растения с терпким запахом — чеснок, лук-порей, галбанум, опопонакс — якобы действенные защитные средства от чумы.

К слову, в Англии, косметические опыты французов и итальянцев не одобрялись. Но не по медицинским, а по этическим соображениям. В начале XVII века британский парламент издал закон, гласивший, что женщины, которые соблазнят подданного его величества короля Англии с помощью парфюмерии, краски для лица, фальшивых зубов, высоких каблуков и этим склонят мужчин к супружеству, будут так же караться, как ведьмы и другие подобные преступники; браки такие будут считаться недействительными.

На мосту Менял

Живописуя лавку Бальдини, Патрик Зюскинд приводит множество названий изысканнейших ароматов и косметических средств, многие из которых среднестатистическому читателю совершенно не известны. Может, писатель их просто придумал? Скажем, что это за стиракс такой, компонент духов «Амур и Психея» «выскочки Пелисье», который безуспешно искал престарелый Бальдини? Стиракс – не что иное, как смола, которая вытекает из поврежденного кустарника стиракс бензойный, растущего на индонезийском острове Суматра. Поскольку стиракс обладает весьма сильным запахом, бутыль с ним в те времена помещали в бычий пузырь. Стиракс можно попробовать на вкус в современной России: он встречается в импортных печеньях с ароматной глазурью. Смолу-глазирователь обозначают на упаковках как пищевую добавку Е906.

А что такое чистый цибетин (вернее – цибет), «одна лишняя капля может привести к катастрофическим последствиям» для производителя духов? А это выделение заднепроходных желез некоторых видов циветт – хищных зверьков, живущих в Азии и Африке. Цибет имеет исключительно сильный мускусный запах и стоит страшно дорого даже сейчас, когда ароматические вещества, входящие в цибет научились синтезировать. В XVIII веке небольшая партия цибета стоила целое состояние. Добывают его, привязывая животное к прутьям и выжимая салообразное содержимое желез, выскребая ложечкой или собирая цибет той же ложечкой с камней на звериных тропах.

«Он замешивал в тесто ладан, шеллак, ветиверию и корицу и скатывал из него курительные шарики». С корицей и ладаном все ясно. В отличие от шеллака и ветиверии. Но, как выясняется, и эти ингредиенты Зюскинд не выдумал. Ветиверия травка, которая растет тропических и субтропических странах. Ароматические свойства корней ветиверии известны с античных времен, она использовалась на Востоке в качестве сырья для окуривания. Корни содержат желто-красное или коричневатое вязкое масло с сильным и устойчивым ароматом древесного, землистого и дымного направления. Из тех же мест родом и шеллак — красное смолоподобное вещество, которое выделяют самки насекомого лаконоса, чтобы отложить в него яйца. Шеллак облепляет молодые веточки деревьев, на которых обитают эти насекомые (чаще всего это различные виды фикусов), а после того, как из яиц вылупляются молодые лаконосы, веточки засыхают. Эти веточки длиной 5–10 см обламывают и перерабатывают на красную краску и желто-бурую смолу шеллак. Возможности применения шеллака удивляют своим разнообразием. И него делали и делают лаки, изоляционные материалы, грампластинки, крема для обуви и т.п., и в то же время глазури для покрытия таблеток и конфет.

«Андрееву траву нужно было тщательно перебирать, растрепать, порубить, нашинковать…» В первоисточнике на немецком языке Зюскинд употребляет в качестве названия этого растительного сырья слова «Andres». Будем считать, что перевод на русский точен. В таком случае имелась в виду травы и полукустарники, объединенные в род Вероника. В основном они применялись в народной медицине. Но есть данные, что Андреева трава могла использоваться в качестве отдушки, видимо для этого ее Бальдини и перегонял в своем кубе.

Пудру из пшеничной (или рисовой) муки, смешивать которую научился у Бальдини Жан-Батист, возвела в ранг практически обязательного для женщины и желательного для мужчин средства косметики маркиза де Помпадур. Подражая маркизе, дамы водружали на голову гигантские парики, на которых изображались настоящие картины — например, морской бой или пейзаж. На все это уходили целые килограммы пудры. Так что давно знакомая человечеству пудра из злаков вновь вошла в моду в XVII веке. Ей щедро посыпали не только прически, но и открытые части тела. Придворные накладывали густой слой пудры на лицо, плечи, руки, придавая им аристократическую бледность и скрывая дефекты кожи. В моду вошла цветная пудра - нежно-розовая подчеркивала естественный румянец щек, голубая накладывалась под глазами. Известны даже такие экзотические на вкус наших современников приспособления как шкафы для пудры. Дама прикрывала платье чехлом, после чего входила в шкаф и принимала «заряд» пудры. Чтобы рисовая пудра лучше держалась на теле, в нее добавляли повышающие вязкость вещества – свинцовые белила и соли висмута с примесью мышьяка. На пудру уходило столько пшеницы и риса, что вскоре – после великой Французской революции – в этой и некоторых других европейских странах производство пудры было запрещено. Людям не хватало пищи, как уж тут пудра… Полноценная реабилитация пудры как средства декоративной косметики произошла только в начале XX века: театральные актрисы скрывали недостатки кожи с помощью грима не только на сцене, но и в жизни. А затем во Франции была изобретена пудра почти в современном ее виде - на основе талька.

«…и формовал жирные палочки, карминно-красные, для губ». Конечно, это о помадах. Изготавливали их только из натуральных продуктов, причем пользовались губными помадами и некоторые мужчины - чтобы контуры рта были заметны и не сливались с бородой и усами.

Упомянутый Зюскиндом «гениальный отец духов Маурицио Франжипани» никогда не существовал. Немецкий романист для упрощения повествования совместил в образе одного человека достижения целого семейства парфюмеров, принадлежащих к старинному римскому патрицианскому роду. Один из них еще в XV веке придумал «пудру Франжипани». Принцип ее составления был просто и сложен одновременно. Все известные на тот момент сильнейшие ароматы, не считая молотого корня ириса, мускуса и цивета, смешивались в равной пропорции. Затем к этой смеси добавлялось такое же количество ириса, а, наконец - в пропорции 1:100 мускус и цивет. Ядрено пахнущая пудра получила широкое распространение в среде европейской элиты. Ею, в частности, натирались шторы в дворцовых покоях, чтобы отбить повсеместный запах нечистот. Потомок изобретателя – тоже Франжипани, по имени Меркурио, обнаружил, что аромат держится дольше, если пудру развести в винном спирте. Таким образом, он создал первый парфюм – растворенные в спирте пахучие вещества.

Этот парфюм привез с собой в Париж патриций Муцио Франджипани. А его внук, офранцузивший свою родовую фамилию («Франжипан») и сумевший дослужиться до маршала при Людовике XIII, и ввел парфюм в моду как средство для отдушки перчаток.

«Рим ароматов»

Гренуй, как вы, конечно, помните, покинув Париж, отправился в Грас, как называл его мэтр Бальдини, «Рим ароматов, обетованная страна парфюмеров». Что это за город такой?

Самой эффективной защитой от чумы в средние века считались защищающие ладони кожаные перчатки. Одним из центров перчаточного производства Европы и считался город Грас, что в Провансе. Как утверждают историки моды, изменила европейскую судьбу перчаток жена Генриха IV и регентша его сына Людовика XIII Мария Медичи (1575 - 1642), которая сделала их популярным у знати аксессуаром. Их теперь выделывали из тонкой кожи. Знатные дамы стремились сформировать огромные коллекции. А поскольку нормально обрабатывать кожу, из которой делались перчатки, тогда еще не научились, неприятный запах кожи пытались приглушить разнообразными ароматами. В том же Грасе придумали дубить кожу, используя мастиковое дерево и мирт, который окрашивал изделие в зеленый цвет и отдушивал его, придавая приятный запах. 

Прогресс было не остановить: грасские мастера все время совершенствовали техническое оборудование, а с ним и способы выделения душистых веществ. Они не ограничивались лишь растительным сырьем, душистыми растениями, произраставшими в округе: лавандой, цветами апельсинного дерева, миртом, мастиковым деревом, жасмином, розой, туберозой, кассией. Использовалось также сырье животного происхождения, привозимого со всех сторон. Скажем, уже упоминавшийся драгоценный цибет: Жулики разбавляли его по дороге, поэтому опытные заказчики требовали доставлять цибет в запечатанном буйволовом роге.

По некоторым данным, грасские перчаточники получили патенты на производство духов еще в 1614 году из рук самого Людовика XIII. В 1656 году в Грасе появилась первая французская «Гильдия перчаточников-парфюмеров» (gantiers-parfumeurs), которым выдал патент Людовик XIV. В 1730 году бывшие перчаточники основали в Грасе цех парфюмеров, перейдя исключительно на изготовление духов. Искусство композиции духов также зародилось в мастерских Граса и начало триумфальное шествие по миру. Вскоре парфюмерные лавки, подобные бальдиниевской, перестали быть редкостью в крупных европейских городах. Однако столицей парфюмерии оставался Грас.

Секретов дистилляции арабских парфюмеров Европа долгое время не знала. Но перчаточники Граса упорно искали способ производства эфирных масел. И вскоре заново открыли тайну перегонных кубов, ревностно охраняемую арабскими мастерами. Метод дистилляции стал общеизвестным в парфюмерном мире. Однако с наиболее тонкими цветами – например, с жасмином – необходимо было обращаться по-другому, более деликатно.

Этот деликатный метод получил название «анфлераж» и имел три разновидности – горячий, холодный и масляный. В первом случае лепестки раскладывали на деревянной раме, вымазанной горячим жиром. Во втором – цветы заворачивали в холсты, смазанные тем же животным жиром, и оставляли на некоторое время. В третьем в ход шла натянутая на раму и пропитанная оливковым маслом марля. В результате холодного и горячего анфлеража получался продукт, называемый помадой. Его следовало растворить в спирте и энергично встряхивать в течение суток, чтобы отделить жир от эфирного масла.

К XIX веку Грае окончательно закрепил за собой статус мирового центра производства ароматического сырья и парфюмерии. 

А уже в ХХ веке Грас стал родиной самого знаменитого аромата в истории человечества – «Шанель №5». Состав его Коко подсказал грасский парфюмер Эрнест Бо.

Сегодня на грасских фабриках ежегодно перерабатывается 500 т лепестков роз, 100 т цветков цитрусовых, 60 т жасмина, выращиваемых в окрестностях этого маленького (40 тысяч жителей) городка. Туристы обнаружат здесь Международный музей парфюмерии и частные музеи местных парфюмерных производств. Кстати, в одном из них под руководством парфюмера-профессионала можно составить духи по собственному вкусу.

____________

Глава V. Чем пахнет человек?

Иногда он залезал в карман и ощупывал маленький стеклянный флакон со своими духами. Он был еще почти полон: на выступление в Грасе Гренуй затратил всего лишь одну капельку. Остального бы хватило, чтобы околдовать весь мир. Он мог заставить восторгаться сотни тысяч парижан; или, гуляя в Версале, принудить короля целовал ему ноги. Он мог отослать Папе Римскому надушенное письмо и добиться объявления себя новым Мессией, сверхимператором, даже Богом… 

Патрик Зюскинд, «Парфюмер»

Жан-Батист Гренуй в поисках идеального запаха использовал холодный анфлераж - убивал девушек, заворачивал тела в смазанную жиром простыню, а затем спиртом экстрагировал аромат из жира и волос. По версии Зюскинда, его герою удалось создать искомое вещество. Насколько это соответствует воззрениям современной науки? 

Перед тем, как ответить на данный вопрос заглянем в глубь нашего организма – в центральную нервную систему. Оказывается, обоняние теснее, чем зрение или слух связано с отделами головного мозга, которые отвечают за вегетативное обеспечение эмоций и половой активности, и гораздо слабее - с корой полушарий головного мозга, которая определяет логическое мышление и речь. Отсюда – мучения, которые мы испытываем, пытаясь описать тот или иной запах. Сравнить с другим запахом можем, а вот эпитеты подобрать… Попробуйте сейчас воспроизвести при помощи слов запах розы, жареной картошки или любимого человека – и вы поймете, о чем идет речь.

Зюскинд передал эту особенность в примечательном диалоге кормилицы Жанны Бюсси с улицы Сен Дени, которой передали младенца Гренуя и отца Террье. 

«— Так, — удовлетворенно произнес Террье, заложив руки за спину. — Значит, слова насчет дьявола ты берешь обратно. Хорошо. А теперь, пожалуйста, растолкуй мне: как пахнут младенцы, если они пахнут так, как, по твоему мнению, им должно пахнуть? Ну-с?

— Они хорошо пахнут, — ответила кормилица.

— Что это - значит «хорошо»? — закричал Террье. — Мало ли, что хорошо пахнет. Вот аравийские сады хорошо пахнут. Я же желаю выяснить, чем пахнут грудные младенцы?

Кормилица медлила. Она, конечно, отлично знала, как пахнут груднички, знала совершенно точно, через ее руки прошло множество детей, всех она кормила, выхаживала, качала, целовала… она могла учуять их в темноте, и даже сейчас, во время разговора, она явственно помнила носом этот младенческий запах. Но еще ни разу ей не приходилось обозначать его словами.

— Итак? — Террье в нетерпении щелкнул пальцами.

— Ну, стало быть, — сказала кормилица, — так сразу не скажешь, потому что… потому что они не везде пахнут одинаково, хотя везде пахнут хорошо, понимаете, святой отец? Например, ножки у них пахнут как гладкие теплые камни… нет, пожалуй, как сливочное масло, да, точно, они пахнут, как свежее масло. А тельце у них пахнет… ну вроде галеты, размоченной в молоке. А голова, там, у затылка, тут, святой отец, где у вас ничего уже не осталось, — и она стукнула Террье, остолбеневшего от этой лавины глупых подробностей, по лысине, — вот тут они пахнут лучше всего. Карамелью, это такой чудный сладкий запах, вы даже не представляете, святой отец! Как понюхаешь, так и полюбишь, не важно - свои они или чужие дети. Вот так и должны пахнуть младенцы, а только так. А если они так не пахнут, сверху, совсем не пахнут, вроде вот этого ублюдка, тогда… Вы можете объяснить это как угодно, святой отец, но я, — и она решительно скрестила руки на груди и с отвращением поглядела на корзину у своих ног, словно там сидела большая лягушка, — я, Жанна Бюсси, не возьму больше это к себе!»

Память носа трудно излагается словами, зато исключительно полезна в борьбе за существование. Она позволяет практически мгновенно, без длительного анализа фактов воспользоваться имеющимся обонятельным опытом, оценить ситуацию и принять единственно правильное решение. 

Еще один важный аспект. Сегодня в науке господствует гипотеза, что отношение к запахам, разделение их на приятные и неприятные - скорее всего, врожденное, а не приобретенное качество человека. По крайней мере, это доказывают эксперименты с маленькими детьми. А также тот практически неоспариваемый никем факт, что представители очень далеких друг от друга культур в отношении запахов проявляют редкое единодушие. Эта особенность человеческого организма – фиксированная реакция на те или иные запахи, возможность влиять при их помощи на душевное состояние лежит в основе аромотерапии. А также – некоторых практических рекомендаций, скажем, жвачка с повышающим внимательность запахом мяты выдается солдатам некоторых армий мира.

Все знают, какое значение придают запахам своих сородичей животные. Взгляните на пса, обнюхивающего угол дома – это ж напряженная работа носа, считывание множественной информации об отмечавшихся тут ранее собаках. А что же человек?

У наиболее близких к природе, не испорченных условностями цивилизации народов, запаху тела уделяется особое внимание. «Австралиец из племени гиджингали, провожая друга в дальний путь, проводит рукой у себя под мышкой и потом - по голой груди друга: дескать, расстаемся, но дух мой останется с тобой. Бушмены Калахари производят подобные действия во время магических обрядов лечения, аборигены Папуа-Новой Гвинеи - при родовспоможении. Значение символического действия очевидно: запах человека воспринимается как часть его самого, и люди  стремятся передать частицу себя тем, кому хотят помочь», - пишет популяризатор науки Е. Клещенко в журнале «Химия и жизнь». 

В результате многочисленных экспериментов выяснилось, что запах «своего» от запаха «чужого» может отличить не только «дикарь», но и живущих в условиях современной цивилизации урбанизированный человек. Большинство легко определяют из множества других одежду, которую носили родственники. Запах сексуального партнера, своего ребенка или матери представляется более приятными, чем запах незнакомцев.

Но чтобы при помощи запаха стать родным и любимым не только для близкого человека, но и для совершенно незнакомых граждан – для этого нужна настоящая формула любви, формула, которую с лишенной эмоций жестокостью составлял герой романа Зюскинда.

Впервые вещества, обладающие непреодолимо притягательным воздействием на противоположный пол, выделила в конце 50-х годов ХХ века группа Нобелевского лауреата великого немецкого биохимика Адольфа Бутенандта. Этому выдающемуся научному достижению предшествовал воистину титанический труд. Ради получения несколько граммов этого вещества – аттрактанта – необходимо было «переработать» несколько сотен тысяч неоплодотворенных самок шелкопряда.

За насекомыми последовали млекопитающиеся, и все они в ходе опытов сдавались на волю победителя - концентрированного аромата аттрактантов. Вскоре научились делать и искусственные – синтетические – аттрактанты для животных. Но все это, понятно, было лишь прелюдией к выполнению по-настоящему будоражащей кровь задачей – созданием универсального аромата любви для человека. 

Железы, выделяющей мускус - пахучий сальный секрет, привлекающей особей противоположного пола у человека нет, в отличие от бобров или крокодилов. Зато имеются - в области подмышечных впадин, а также в нижней части живота, на лобке и на половых органах - апокринные потовые железы. Развиваются они ко времени полового созревания, функционируют всю жизнь и физиологически угасают лишь с наступлением старческого одряхления. Именно там, как считают некоторые физиологи, сосредоточены аттрактанты человека – производные гормона тестостерона – близкородственные андростенон и андростадиенон, а также андростенол. Именно они, как выяснили химики, имитировались во многих ценнейших компонентах духов, популярных уже много веков – том же мускусе кабарги или импортируемом в Грас XVIII века из Африки цибете. А также в растительных афродизиаках - трюфелях и сельдерее!

Андростенон и андростадиенон вызывают оживленные споры специалистов. Дело в том, что вещества это может вызывать разную реакцию – она зависит от того, кто его вдыхает. Кому-то запах кажется приятным, похожим на цветочный или ванильный. Для кого-то он неприятен, как запах пота или мочи. А некоторые люди его вообще не чувствуют! 

Недавно нейро6иологи из Университета Рокфеллера (Нью-Йорк) распространили результаты своих исследований, показавших, что различия в восприятии запахов этих веществ связаны с генетическими различиями людей. Вдыхание андростенона и андростадиенона вызывает физиологическую реакцию у многих – но не у всех - мужчин и женщин. Достаточное ли это основание для того, чтобы признать эти вещества безусловным аттрактантом – предмет научной дискуссии. Любопытно, что при этом андростенон – общепризнанный аттрактант… свиней. В организме кабанов оно содержится в слюне и моче, и его восприятие вызывает у самок «эффект неподвижности»: почуяв запах, они выгибают спину, принимая позу, максимально удобную для спаривания.

Эксперименты с этими веществами давали немало пищи для размышлений. Скажем, стул в приемной врача, «надушенное» андростеноном, привлекало женщин. Они выбирали его среди прочих с исключающей ошибку частой. А вот мужчины, наоборот, проникались к надушенному креслу ненавистью и обходили его стороной. 

Еще одно – чисто женское приворотное ученые обнаружили в самом очевидно приспособленном для этого месте женского организма. Хотя опыты с летучими кислотами, выделенные из влагалищного секрета (помните красоток средневековья, которые безо всякого совета со стороны биохимиков использовали в качестве духов собственные выделения?) давали неоднозначные результаты. В некоторых случаях половая привлекательность дам, надушившихся духами с данными кислотами заметно увеличивалась, в других случаях все оставалось без изменений. Попутно выяснилась, что кислоты эти синтезируются далеко не у всех женщин.

Оптимистические для парфюмеров результаты получили ученые Калифорнийского университета, поставившие эксперимент над 48 женщинами. Половине предложили совершить 20 вдохов испарений вещества, содержащего андростендион - стероидный гормон, вырабатываемый как мужским, так и женскими организмами. Смесь предоставлялась тестируемым женщинам в колбе и имела ярко выраженный мускусный запах. Остальные тестируемые представительницы слабого пола столько же раз вдохнули вещество, содержащее дрожжи. Через два часа после окончания испытания у всех женщин взяли образцы слюны, по которым ученые и определяли гормональный фон организма. Вдыхавшие андростендион женщины сообщили о заметном улучшении настроения и повышении либидо, чего не отмечалось у контрольной группы.

Экспериментов проведено множество. Но ни разу - ни разу! – в лабораториях не случилось ничего подобного описанной Зюскиндом экстатической групповой оргии в Грасе. Похоже, человек все же гораздо более сложное существо, чем прочие млекопитающие не только по причине своей разумности. Еще и потому что нас на запах так просто не «купишь». И потому, что мужчины и женщины имеют более хитрый гормональный фон, чем самцы и самки других млекопитающих. У тех завлекающие химические вещества самцов не образуется в организмах самок и наоборот. Тогда как андростенон и андростенол выделяются с потом и у мужчин, и у женщин. Разница в соотношении: у женщин выше относительное содержание андростенола, зато суммарное количество обоих стероидов больше у мужчин. 

И уж тем более не видно просвета в решении великой задачи создания воистину универсального Аромата Любви, единого для мужчин и женщин, подобного тому, что создал герой романа Патрика Зюскинда. Судя по всему, она, задача эта, так и останется нерешенной. Никогда. Может и к лучшему? Вы представьте мир, в котором получили распространение соответствующие духи. Он же сойдет с ума!

И напоследок… 

Дубильня Грималя, в которой работал маленький Гренуй, никак не могла располагаться на парижской улице Мортельри (сейчас переименована в рю де Лотель-де-Виль). Дело в том, что она располагается в центре города. А еще в 1702 году, задолго до рождения Гренуя, Король-Солнце переселил кожевенников за предел французской столицы, чтобы они не сливали в Сену в городской черте свои зловонные воды. Кожевенники переехали в пригород Сен-Марсель, на реку Бьевр, что впадает в Сену выше столицы по течению. 

***

Теория летального флюида, которую отстаивал герой романа маркиз де ла Тайад-Эспинасс, сугубо пародийна и целиком и полностью придумана Зюскиндом. Термин флюид, понимаемый как выделяемая людьми магнитная энергия, был введен последователем Парацельса эзотеристом А. Месмером.

***

Сибирская язва, которой переболел Гренуй во время работы в дубильне Грималя – действительно, «страшная болезнь кожевников». Зюскинд тут нисколько не преувеличил. Источником этого опасного заболевания являются, как правило, травоядные домашние животные и, прежде всего, крупный рогатый скот. Прием после гибели зараженного животного его шкура еще долго остается заразной. Человеку ничего не стоит заразиться при свежевании и разделке туш, работе с кожей. Так что сибирскую язву можно назвать профессиональной болезнью тех, кто по долгу службы много общается с животными, в том числе кожевников. 

***

Лавка и дом Бальдини действительно вполне могли располагаться прямо на мосту через парижскую реку Сену – мосту Менял. Для нас это непривычно и странно – мост и вдруг здания на нем. Не удивляйтесь. Во времена, о которых идет речь в книге, такие переправы через водные артерии в городах застраивали, и довольно плотно. Мост Менял, впрочем, выделялся особо. Он имел славу чуть ли не финансового центра Парижа. И, конечно, сосредоточения разнообразных магазинчиков, рассчитанных на взыскательную аудиторию – тогдашних «модных бутиков». Но, несмотря на такую репутацию, мост Менял страдал от постоянных разрушений, как и прочие средневековые мосты. Поэт Клод Ле Пети за сто лет до описываемых в книге событий писал:

- Хоть сделали тебя прескверно

- И вечно чинят - не беда!

- Мостом Менял ты назван верно:

- Ведь ты меняешься всегда.

Все постройки с Моста Менял снесли в конце XVIII века…